Завтра я умру.
Эта мысль наконец-то укоренилась во мне.
Завтра я умру и от меня ничего не останется. Быть может мой прах развеют над Днестром, может закопают меня где-то здесь, а может моё тело всплывёт к весне. Может его просто никогда не найдут. Я знаю, что обстоятельства подобных событий хоть каким-то образом волнуют меня ровно до тех пор пока мой организм функционирует. Но завтра всё это меня совсем не затронет.
Завтра я умру.
Наверное я дорос до такого возраста, в котором, время от времени, рассуждения о том, что такое жизнь, уже не звучат так напыщенно, как раньше. Окидывая взглядом свою двадцатипятилетнюю биографию я понимаю, что всё-таки не так мало событий успело произойти. И четвертак - на самом деле не такой уж короткий срок, как о нём принято говорить в приличном обществе.
У меня было лучшее детство из всех возможных. Я рос в самой чудесной семье, о которой большинству людей даже мечтать никогда не приходилось. Наверное всякая любовь, которая не походила на любовь моих родителей навечно останется для меня разбавленным компромиссом. Я видел её и я с рождения учился ей. Я говорил, что если когда-нибудь останусь без этих корней, то никогда ни за что не смогу удержаться.
У меня был свой дом, что был настоящей крепостью для меня и для всех, кто в нем когда-либо жил. Гость в нашем доме всегда становился членом семьи, сколько бы он ни провёл у нас времени, час или несколько лет. Я говорил, что если когда-то потеряю это, то вряд ли перестану странствовать.
Был друг. Человек, с которым было свободнее и проще, чем с кем-либо. Я говорил, что если он помыслит зло против меня, то я потеряю всякое доверие к людям.
У меня было всё и даже более чем всё. В то время пока у меня всё это было, я не задумывался о ценности того, чем безвозмездно обладаю.
Позже у меня появилась любовь. Потом ещё одна, ещё одна, ещё и ещё. Там уж случилось сказать многое. Что потеряв, я разучусь отдаваться полностью, что разучусь обещать, что разучусь страдать по этой любви более чем неделю, что меня никто не будет наблюдать одиноким слишком долго.
А потом у меня пропало всё. Сгорело меньше чем за год. Словно все эти составляющие человеческого счастья я аккуратно выкладывал шалашом пионерского костра, так удачно, чтобы хватило одной спички.
Семья поредела и теперь я не вижусь ни с кем из них очень подолгу. Порой случается скучать, но это как-то уже невзаправду. Очень явно чую, что я остался сыном, но теперь уже совершенно вне семьи. Как физически, так и морально. Я не привязан.
Дом... моя комната, в которой всем было хорошо. В которой было уютно мне. Которая успела стать не только моей. В ней всё осталось как прежде. Кипа моих тетрадей, полки, которые я терпеть не мог, стул с отвинченным сиденьем, старый кривой журнальный столик на колёсиках, её шёлковые цветы с бусинами, тонна её книг, которые я не читал, на столе до сих пор лежит фрагмент браслета - тонкое кольцо с бубенчиком, над диваном в зале до сих пор висит и будет висеть соломенный ангелок, чуть пожелтевший и запылившийся. В столе лежит последняя записка из тех, которые она оставляла мне перед отъездом. Да много чего, долго перечислять. В комнате не хватает только одного - самого меня. Это уже не моя комната. И я знаю, что не вернусь в неё.
Любовь... в конечном итоге, прикинув что к чему, я вполне смирился с тем, что я одиночка по сути. С кем бы я ни был, я оставался в коконе. Те же, кто видел то, что внутри, пугались, а после всё уже было обречено. Некоторое время я пытался внушить себе, что всё это пугающее и раздражающее окружающих - что-то нехорошее и нездоровое. Сейчас, какое-то время пробыв в самом что ни на есть тотальном одиночестве, я чувствую, что был неправ. Определённо нездоровое, но столь же определённо хорошее. Со мной было тяжело всем, кто говорил, что любит меня.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает… Эти слова нередко крутятся у меня в голове последние пару месяцев. И я не могу найти в этой фразе ни единой дыры. Всё очень красиво и логично выстроено. Как только любовь нарушает хоть одну из этих деталей, моментально рушатся все остальные. Удивительно для самого себя, но я ни разу в жизни не чувствовал как это "разлюбить". Наверное и не почувствую.
То, что люди называют опытом, я называю грузом. Даже в мелочах жизненный опыт ни разу не помогал мне, но при этом сотни раз мешал и постоянно прижимал к земле, доставляя неудобства, печаль и вполне себе реальную боль. Он тяготит меня по сей момент. Моей мечтой уже давно оставалась и остаётся полная амнезия. Ничего из про
Что удивило меня в первые моменты, когда всё исчезло и ничего не осталось - так это извращённая радость. Остаёшься только ты и твоё дыхание напару с сердцебиением. Ты не отвечаешь ни за кого и ни за что, кроме собственной жизни, на которую, сбросив груз, очень просто забить хуй. Звучит это как-то дуже готишно, но как показала недолгая практика, всё, чему нас учили добрые книжки - туфта. Сейчас забить на жизнь мне представляется не только неплохим, но и самым верным решением из всех, что когда либо мной принимались.
Прошлого нет, будущего нет и это прекрасно, потому что ты куда чаще начинаешь наслаждаться прелестью настоящего.
Периодами меня накрывает ностальгия по той жизни, которая у меня была и о которой я мечтал, строя море планов. То время, когда Женька была со мной, а мама была жива, было действительно лучшим периодом, о котором мог бы мечтать обычный парень. А жизнь с ней в Москве, о которой я грезил все эти годы и к которой так упорото шёл, царапаясь о всяческие гадости... эхъ, это была лучшая из грёз.
Любила ли она меня... ещё один эпизод из прошлого возвращался ко мне раз за разом. После ставропольских похорон я, несмотря на отговоры семьи, которая мыкалась в долгах за операцию и химиотерапию для мамы, всё-таки выкроил время и средства и купил билет. Это были самые светлые сутки в поезде. Знаете ведь, такой момент, когда ты едешь и предвкушаешь, как хорошо будет посреди всего трэша, что творится в наших жизнях ненадолго забыть обо всём с любимым человеком. Я приехал под утро и некоторое время стоял под снегопадом у подъезда, не помня ни кода ни номера квартиры, ни этажа. Как-то у меня вечная проблема с кодами, этажами и адресами. В конечном счёте, услышав несколько угроз вызвать милицию и пару посылов нахрен, я таки позвонил в нужную дверь... Она не была по-настоящему рада меня видеть. Глаза не врут. Я пытался себя переубедить, но так и не удалось. Вполне возможно, что стоило сниматься ещё тогда, а может я и не прав...
И где-то в этот момент моё настоящее "я" с размаху бъёт меня палкой по затылку с весёлым залихвацким криком "Ты недостаточно очарован настоящим моментом, еблан!" И моё настоящее "я" право. Да, у меня была жизнь, о которой только мечтать можно было. Я любил так, как и представить нельзя. И у меня было будущее, о котором было сказочно помыслить.
Но ключевые слова: мечтать, представить, помыслить. А я уже не мечтаю, не помышляю, не утруждаюсь представлять. Любила она меня или нет - мне безразлично. Я сохранил воспоминания, но они не приносят мне радости. Я не хочу вообще получать ни радости ни печали от того, что было. Равно как и от того, что, может быть, будет. Не надеюсь и не ожидаю.
Потому что завтра я умру.
Эта мысль накрепко укоренилась во мне. Вероятность смерти каждого из нас есть в любую секунду и совсем немаленькая. Поэтому концентрироваться на будущем - пустая трата энергии, которую можно потратить на "прямо сейчас". Я перестал строить планы, равно как и строить из себя взрослого. Недавно я впервые украл из супермаркета два чупа-чупса и был счастлив как идиот. Всегда мечтал, но не решался. А когда решился, то почувствовал себя таким живым, как и не снилось всем тем, кто строит планы и серьёзное выражение лица.
Это чувство, когда на принятие решения уходит меньше семи вздохов. Все, кто был ценен мне, все, кто был близок мне, всё, что меня составляло, меня же и душило, превращая в урода. Если-таки кто-то шмальнёт мне вожделенную амнезию, то пусть первым, что я забуду, буду я сам образца июля-августа 2012.
Теперь же я не урод.
Потому что завтра я умру.
Одно из таких моментальных решений неплохо раскрасило как минимум две жизни.
Маргарита. Мысли бы никогда не допустил о том, что мы как-то коснёмся друг друга. Тем не менее, мы живём вместе уже больше месяца. И за последние лет десять я не могу вспомнить ни единого дня, в котором была хотя бы десятая доля той радости, которой эта женщина переполняет меня каждый день, что мы рядом. "Жемчужина" - так переводится её имя. Это не любовь. Это что-то совершенно другое.
Нас тесно связывает одно.
То, что завтра мы умрём.